Выпуск 1: НАЧАЛО “ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА”

Статья из журанала "Моделист-Конструктор" №12-1990

Не прошло и часа, как судьба турецкого флота, прижавшегося к бортовым батареям порта Синоп, была решена. Разгоревшийся на корвете “Гюли-Сефид” пожар добрался до пороховых погребов, и первый в это ноябрьское утро 1853 года корабль султана взлетел на воздух. Еще через три часа в Синопской гавани пылало все, что могло гореть,— 7 оставшихся турецких фрегатов и корветов, новый боевой пароход “Эресли”, батареи и форты. Пожар начался и в самом городе. Русская эскадра под командованием вице-адмирала Нахимова прекратила огонь — за отсутствием противника. С громкой победы русского флота (а современники ставили Синоп “выше Чесмы и Наварина”) началась Крымская война — последняя, в которой на море гордо поднимали свои паруса деревянные красавцы — линейные корабли.

Из числа знаменитых морских побед России Синопсмое сражение выделяется обстоятельством, увы, нечастым для истории русского флота. Разгром был достигнут не только за счет умелых действий Нахимова и храбрости команд, но и благодаря техническому превосходству нашей стороны. В этом сражении были впервые применены в широком масштабе новые 68-фунтовые “бомбические” пушки, стоявшие на нижних батарейных палубах русских линейных кораблей. По иронии судьбы гром этих орудий прозвучал похоронным звоном не только по целому классу кораблей и большому периоду истории флота, но и по самим победителям. Черноморский флот был затоплен командами при осаде Севастополя.

В течение нескольких столетий — до середины прошлого века — прогресс в военном кораблестроении был очень медленным. Деревянные парусные корабли разных стран отличались друг от друга разве что размерами. “Возраст” линкоров тех лет играл не самую важную роль: лишь бы выстроенный из отборных пород дерева корпус сохранял свою прочность. В периоды долгих войн на море конца XYIII — начала XIX века корабли неоднократно переходили из рук в руки и служили порой по 30 лет, пока не становились жертвой жучка-древоточца или плесени. В сражениях они обладали удивительной живучестью. Попадания двух-трех сотен чугунных ядер для многослойных дубовых бортов, общая толщина которых доходила порой до метра, оказывались “как слону дробина”. В сущности, каждый линейный корабль эпохи паруса являлся своего рода “броненосцем”, хотя и деревянным. Только пожар, бороться с которым среди дерева, парусины и запасов пороха было очень непросто, мог привести к гибели крупного корабля в бою. Кстати, именно неуязвимость деревянного корабля задерживала введение в военном флоте более прогрессивных материалов. Действительно, железный корпус был куда более легким и прочным (а затем и более дешевым) по сравнению с деревянным, но ядра оставляли в нем аккуратные круглые дырки, и судьба такого корабля в бою оказалась бы плачевной. В результате железными стали только новомодные пароходы-разведчики, не предназначенные для серьезного боя. А на главных кораблях флотов по-прежнему грозно смотрели через порты в толстых дубовых бортах до полутора сотен пушек.

С многолетним равновесием средств нападения и защиты на море покончил французский майор Анри Пексам. Еще в 1819 году он создал разрывную бомбу для морских орудий, имевшую, впрочем, самое простое устройство. Она представляла собой полое ядро, заполненное порохом, с фитилем, загоравшимся при выстреле. Первые же опыты показали полную беззащитность самых сильных кораблей перед новым, хотя и столь примитивным снарядом. При удачном взрыве в деревянном борту появлялись дыры размером в несколько квадратных метров, а пожар становился почти неминуемым. Тем не менее консервативные военно-морские круги почти всех держав не спешили с повсеместным вводом нового оружия. Пексан успел стать генералом, пока его орудие заняло наконец прочное место на кораблях самых разных классов. Первый реквием деревянным линкорам прозвучал в 1849 году, когда десяток орудий береговой батареи пруссаков сжег разрывными бомбами датские 84-пушечный корабль “Христиан III” и 48-пушечный фрегат “Гефион”. Окончательную же точку поставил Синопский бой.

Неудивительно, что наиболее дальновидные кораблестроители предвидели подобное развитие событий и готовили свой ответный ход. Идея бронированного корабля возникла сразу в нескольких странах после появления бомбических пушек, однако с ее реализацией не особо спешили. Дело было не только в консерватизме: первые опыты с относительно тонкой броней из нескольких слоев железных листов обескуражили конструкторов — такая броня не обеспечивала никакой защиты. Только переход к кованым плитам толщиной примерно в 10 см дал долгожданный результат.

Задача эта не была ни простой, ни быстрой. Видающийся французский инженер Дюпюи-де-Лом подготовил свой проект броненосного корабля еще в 1845 году, но ему пришлось дожидаться его осуществления целых 12 лет, пока ом не стал главным конструктором французского флота. Немало помогла ему в этом и Крымская война. Протестуя против “вытеснения” дерева с линкоров, морское министерство Франции и император Наполеон III не возбраняли опытов с “вспомогательными” кораблями. Буквально за несколько недель до Синопского сражения были заложены плавучие батареи “Лав”, “Тоннант” и “Девастасьон” — немореходные, имевшие скорость всего 3—4 узла, но забронированные “с ног до головы”. Их безусловный успех при осаде Кинбурна, когда русские ядра и бомбы ничего не могли сделать с их 100-мм железной броней, оказался лучшей рекламой бронированных кораблей.

Надо сказать, что союзники по Крымской войне, Англия и Франция, стали после нее не только двумя главными морскими державами, но и практически морскими «монополистами". Такое положение только подстегивало обе страны, создавшие обширные мировые империи, к дополнительному соперничеству. Франция сильно отставала от “владычицы морей” по боевой мощи линейных флотов, потому приход “железной зры” давал ей, казалось бы, отличный шанс. Один бронированный корабль мог успешно выдержать сражение с несколькими “деревяшками” (позднее ”то успешно продемонстрировал в гражданской войне в США броненосец южан “Вирджиния”, более известный под своим первоначальным названием “Мерримак”. Он безнаказанно уничтожал эскадру северных штатов до тех пор, пока на выручку не пришел знаменитый “Монитор”). Это означало одно — морское соперничество можно начинать практически с нуля! Вскоре после окончания Крымской войны французское морское министерство представило императору программу из 30 океанских броненосцев и 11 броненосных плавучих батарей, и Наполеон III утвердил ее.

Однако прогрессивных идей не всегда достаточно для получения фактического превосходства. Де-Лом предполагал построить свой столь долго вынашиваемый океанский броненосец из железа, а броня на нем должна была иметь толщину 161 мм. Увы, “то оказалось не по силам французской промышленности того времени. Пришлось сразу же применить полумеры. Для убыстрения дела взяли недостроенный корпус деревянного линейного корабля “Глуар”, верхняя палуба которого была разобрана, а на борт навешена кованая броня толщиной 110— 120 мм.

В результате первый французский броненосец оказался не слишком удачным кораблем. Хотя он и был неуязвимым для орудия своего времени, но под своим железным “панцирем” сохранил все недостатки, свойственные деревянным кораблям — огнеопасность и плохую живучесть, обусловленную невозможностью разделения на действительно водонепроницаемые отсеки. Англичане до сих пор не признают “Глуар” в качестве первого в мире мореходного броненосца, поскольку тот был подвержен сильной качке в открытом море, а его орудия располагались менее чем в 2 метрах над водой, и могли вести огонь только в очень спокойную погоду. Кроме того, однотипные с ним “Инвинсибль” и «Норманди" были построены из некачественной древесины и всего за 10 лет пришли в полную негодность. Сам “Глуар” служил в составе французского флота до 1879 года.

Резким контрастом судьбе деревянных кораблей явилась история первого французского железного броненосца “Куронь”. Заказанный в том же 1857 году по проекту конструкторов Оден”, этот корабль стал первым а мире железным броненосцем (по времени закладки), хотя из-за неоднократных задержек и изменений проекта он вошел в строй позже английского “Уорриора”. В сущности, проект Оден” был очень близок к де-ломовскому “Глуару”, сохранив все его недостатки — в частности, плохое разделение корабля на отсеки. Однако материал корпуса сказался на сроке службы: “Куронь” состоял в 1-й линии французского флота до 1881 года, когда с него сняли броню и добавили легкий полубак. После этого бывший броненосец стал учебно-артиллерийским кораблем и прослужил до 1910 года, когда его статус был низведен до уровня понтона.

Англичане сильно “засиделись на старте”, и тому были свои причины. Главный советник правительства Пальмерстона, восьмидесятитрехлетний сэр Ховард Дуглас, известный специалист по артиллерии и “живая реликвия” парусного флота, яростно препятствовал принятию проекта броненосных кораблей, настояв на дальнейшей постройке деревянных линкоров и на переделке уже имевшихся в паровые. Верфи испытывали острую нехватку материала, и в 1861 году парламент выделил почти миллион фунтов стерлингов [громадная по тем временам сумма, равная стоимости трех броненосцев) на приобретение и заготовку древесины. Последнюю, кстати, необходимо было еще 20 лет вымачивать, а затем сушить! Только успешные работы на уже строившемся “Глуаре” заставили Совет Адмиралтейства заказать один «экспериментальный" бронированный фрегат.

Тут-то и сказались все преимущества более развитой промышленности Британии. Прежде всего, сам проект оказался не в пример более прогрессивным по сравнению с французским. “Уорриор” был целиком построен из железа, что позволило не только значительно облегчить его корпус, но и осуществить впервые в военно-морской истории эффективное разделение на водонепроницаемые отсеки. На протяжении 80 м корабль имел двойное дно; выше его располагались продольные и поперечные герметичные переборки, разделявшие броненосец на 92 отсека. Броневые плиты пояса весом по 4 т были выполнены очень тщательно: выступы одной плиты заходили в пазы другой, что обеспечивало отличную прочность всей брони, но представляло такую сложность при изготовлении, что более подобная технология уже не повторялась. В качестве подкладки под броню использовались тиковые брусья общей толщиной около полуметра. Хорошо было продумано расположение артиллерии: пушки помещались на поворотных платформах, и при тех же углах обстрела английский броненосец имел орудийные порты шириной всего 60 см — по сравнению с целыми “воротами” на “Глуаре”. “Уорриор” отличался острыми обводами корпуса и большим отношением длины к ширине (недопустимым для деревянного корабля), в результате чего оказался значительно быстроходнее своего французского соперника. Материалы были подобраны отличного качества, и “первый океанский броненосец”, каким его считали и продолжают считать англичане, находился на плаву до конца второй мировой войны! В настоящее время он все еще сохраняется в специально выделенном для него доке.

Качественные материалы дополнялись быстрой и хорошей работой английских верфей, и заложенный позже, чем “Куронь”, “Уорриор” обогнал французского железного первенца. Более того, по плану предполагалось ввести его в строй практически одновременно с заложенным более чем на год раньше “Глуаром”, но сложность изготовления “фигурных” броневых плит стоила лишнего года постройки.

Как и всякий корабль, в особенности пионерский по своей идее, “Уорриор” не был лишен разнообразных недостатков. Полная защита всего надводного борта броней оказалась бы слишком тяжелой, и пояс занимал менее 2/3 длины броненосца. Далее в нос и корму шло тонкое 10—12-миллиметровое железо, не дававшее никакой защиты ни от бомб, ни от ядер. Оставалось полагаться только на разделение носовых и кормовых помещений на мелкие изолированные отсеки. Совершенно ничем не прикрытым был и рулевой привод. Над железным корпусом возвышался толстенный, почти двухметровый фальшборт, тяжелый и абсолютно бесполезный.

И французские, и английские броненосцы, помимо индивидуальных недостатков, обладали еще и одним общим. Они сохраняли полное парусное вооружение, хотя и не столь развитое, как на небронированных деревянных линкорах. На паровую машину адмиралы-"марсофлоты" все еще не могли полностью положиться. В итоге “Уорриор” имел столь оригинальные особенности, как раздвигающиеся на манер подзорной трубы дымовые трубы, убираемые при ходе под парусами, к поднимающийся в особом колодце в корме корабля гребной винт. Последний весил весьма солидно — 10 т, и для его подъема специальными талями требовались усилия 600 человек — почти всей команды корабля.

Большой экипаж (свыше 700 человек) частично “выручил” Адмиралтейство при определении класса “Уорриора”. По чисто формальным признакам (количеству орудий) он “тянул” только на самый последний, четвертый ранг. Пришлось использовать в качестве аргумента численность команды, и первый английский броненосец был повышен в чине до третьего ранга, хотя было ясно, что он сильнее любого “первоклассного” деревянного трехдечного линкора.